Автор: Наталья Симисинова
У меня есть подруга, с «Вечёрки» начинали работать вместе, потом она ушла на ТВ. И у неё есть затаённая боль. Она как приходит ко мне, и мы садимся пить чай и разговаривать, то всё равно, в конце концов, разговор сводится к этой теме. Я пишу об этом, потому что думаю, что у многих сейчас такое происходит.
А ещё мы с ней ходили на все митинги и шествия, которые проходили в городе два с половиной года назад. И чувства были незабываемые — когда мы шли огромной колонной через весь город на Куликово, и нам махали из окон люди. А на одном балконе, на Пушкинской, всегда висел красный флаг, и за это тогда ещё не преследовали. Да, это я сейчас понимаю, что никакой организации у нас не было вообще. Лидеров настоящих не было. И мутно и смутно там всё было. Но шли радостно, как на первомайских демонстрациях, и кричали: «Одесса — русский город!», и ведь это абсолютная, истинная правда. Русский — в смысле основного языка, в смысле основателей города, в смысле культурного кода…. А на самом деле город наш — это такая вкусная смесь национальностей, которые жили и живут в нём, в его двориках и прекрасно понимали друг друга, пока не пришло Зло в лице украинского национализма… И нас записали в сепаратисты. Хотя никакого отделения мы не хотели. Мы хотели двуязычия. И чтоб Одесса была–таки русским городом.
…Но вернёмся к подруге. У неё жуткий раздрай с единственным и горячо любимым внуком, которого я очень хорошо знаю. Внуку 23, значит, он сформировался в незалежной Украине. Он ходил в детский сад и в школу, потом закончил институт и теперь вот пытается заниматься маленьким бизнесом, потому что физики–атомщики Украине сейчас не нужны и вряд ли нужны будут в обозреваемом будущем.
Они ссорятся постоянно, ссоры у них идеологические. Бабушка — совок, хотя он её очень любит и потом, после её слез, просит прощения и говорит, что больше не будет никогда затевать такие разговоры. Но ему хочется переубедить её во что бы то ни стало, потому что, как ему кажется, он должен спасти её и вытащить из того «мракобесия», в котором она находится. Наверно, так первые пионеры спорили со своими бабушками насчёт Бога. Для них он однозначно не существовал. Наверно, они с большой радостью разрушали церкви и жгли иконы, а потом шли отрядами и били в барабаны. Наверно…
Он не ходил на майдан, он его наблюдал издалека. И сегодня он уже не поддерживает власть, хотя раньше были определённые надежды, что Европа всё–таки придёт к нам…
«Но как так получилось, — в отчаянии спрашивает подруга и заламывает руки, — что книжки читали мы хорошие, и про прадедушку, делавшего революцию, я рассказывала, и оба деда воевали, и на 9 мая всё время ходили на Аллею, а потом к ним в гости шли с цветами. И не формально всё это было, а по–человечески. А теперь он на 9 мая на Аллею Славы не ходит — ходит на могилы к своим прадедушкам. А–а–а, теперь я начинаю понимать. Это мы пережили постепенное превращение Великой Отечественной во Вторую мировую — а они на этом выросли. Для них это нормально абсолютно. Мы ж не листали их учебники истории, и мимо нас прошло изъятие русской литературы и превращение её в часть мировой литературы. И много чего еще было, на что мы не обращали внимания. И произошло абсолютное обрубание корней. И теперь он говорит “Рашка” и “Путлер” и ненавидит Советский Союз (в котором дня не прожил) и Россию. А уж тем более после Крыма. Это для нас Севастополь — город русской славы, а для него — это Украина. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это Кравчук, Кучма, Ющенко и т.д. делали всё постепенно. А мы на нашем ТВ посмеивались над нововведениями: то титры нужно было писать на державной, то вопросы непременно задавать на ней (этого требовало ТВ–руководство из Киева), а люди–то во всей области всё равно отвечали на русском. Мы формально приняли их правила. Мы смеялись и думали: А, это очередные чиновничьи игры. А прицел–то был дальний, и всё было так серьёзно: геополитика и противостояние, и за всем этим стояли американские спецслужбы. А мы — что мы? — мы были заняты выживанием. Мы, взрослые, всё время в этой стране заняты выживанием. А тут ещё капиталистический вопрос выдвинулся. И настольной книгой внука стал “Атлант расправил плечи” — о капитализме с человеческим лицом. А он — умный и решил, во что бы то ни стало, стать очень богатым, и чтоб домик на берегу океана, обязательно. А потом он будет помогать бедным и даже строить приюты для бездомных животных. Он же хороший, в принципе, человек, он просто не знает ещё, что нельзя стать богатым малою ценою. Что или — или. Или куча денег, или совесть.
И вот он сейчас живёт и верит, что всё так и будет, как он задумал. А если не получится? Ведь страна–то летит в тартарары — а тут он со своими интернет-продажами. Смешно», — тут мы уже почти плачем обе. Плачем, а что могут противопоставить две немолодые женщины такому враждебному миру? А потом она говорит вдруг: «А давай тихонечко нашу споём, а?».
И мы начинаем, почти шёпотом:
— Забота у нас такая, забота наша простая.
Жила бы страна родная
И нету других забот.
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня моё сердце
В тревожную даль зовёт…
…И жизнь проносится перед глазами. И я понимаю, что шанс был у человечества. И что при всём несовершенстве, и перегибах, и жертвах, в муках начинал рождаться новый человек. Не успел…
