Война неумолимо метит пространство лишь двумя цветами — черным и белым. Любое обострение ситуации безжалостно делит мир на своих и чужих, вопреки нашим желаниям. Трехмесячное противостояние Майдана и власти порою раскалывало семьи, часто ссорило друзей, резко уточняло круг и формат нашего общения. Давние, исключительно милые и вроде бы разделявшие твои взгляды на мир приятели, неожиданно оказывались бесконечно далекими. Возможно, навсегда потерянными для тебя. Случайные знакомцы на глазах превращались в единокровных соратников, товарищей по духу, собратьев по оружию. Внезапно возникала невидимая и невероятно прочная, почти родственная связь с людьми, с которыми ты годами лишь здоровался небрежным кивком.

"Мы" и "они"

Война (а как ее ни называй, она все равно война) с треском ломает казавшийся прочным мир на "они" и "мы". И вгоняет нас в состояние "ломки", когда выбор не кажется очевидным.

В феврале стал невольным свидетелем затейливого идеологического спора между двумя защитниками баррикады возле Дома профсоюзов. Идейный панславист и убежденный националист, ровесники на вид, увлеченно и мотивированно оппонировали друг другу. Их увлекательную дискуссию прервала начавшаяся атака. Спорщики обнялись, вооружились "молотовым" и отправились на передовую. Я почему-то уверен, что, случись необходимость, любой закрыл бы оппонента от пули своей грудью. Я надеюсь, что оба остались живы после "зимней войны". Я не исключаю, что происходящее в "послевоенной" (или, если уж быть совсем точным, в "предвоенной") Украине могло превратить их из противников во врагов.

Многие их тех, кто вчера искренно восхищался мужеством наших военных, сегодня неутомимо клеймят их за предательство. Отдававшие должное отваге "свободовца" Игоря Мирошниченко, отбивавшего пленных у "Беркута" и "титушек" 18 февраля, ныне беспощадны в оценках его "геройств" в НТКУ и последствиях оных для страны. Едва ли не молившиеся на Дмитрия Яроша во времена боев на Грушевского сегодня все громче спрашивают себя и окружающих — "А не кремлевский ли это проект?"

Справедливо или нет? "Мы" или "они"? "Свои" или чужие"?

Ответы на эти вопросы отыскать нелегко. Но необходимо. Каждому. Пока не поздно.

Наши шараханья — продукт наших страхов перед пугающей неопределенностью. Мы боимся искать ответы на болезненные вопросы. Отчасти нас к этому приучили наши политики, долгие годы старательно "выносившие за скобки" болезненные вопросы и "скользкие" проблемы. Что и привело, в конечном итоге, к неминуемому разложению системы. Это облегчило нашу борьбу с внутренним врагом, но сделало нас уязвимыми для угрозы извне.

Союзник внешнего врага — наш внутренний разлад. Наступило время перестать бояться. Христово "Не бойтесь!", убеждающе повторенное многими великими пастырями, обретало силу жизнеутверждающего гимна тогда, когда произносилось людьми, которые не боялись сами — будь то великий поляк Войтыла или великий украинец Лыпкивский.

Рецепт борьбы с внутренним страхом — умение задавать себе непростые вопросы. Способность находить нелегкие, но точные ответы. Готовность отдавать себе отчет, что простых решений и универсальных рецептов не существует.

Спасибо хозяину Кремля, он наконец-то просветил весь мир, что Украина — не Россия. Повторю ранее сказанное, спасибо им всем: Януковичу — за прививку достоинства, Путину — за прививку патриотизма, Обаме — за прививку самостоятельности. Заявление президента США (вполне естественное, но почему-то раздосадовавшее многих) о невозможности "военного похода в Украину" просто напомнило нам, что мы обязаны полагаться только на собственные силы. Значительная часть сограждан осознавала это и ранее, отныне таковых будет больше.

Мы, при всей нашей внутренней разности, от "стратегических братьев-агрессоров" отличаемся в принципе. Наш пресловутый индивидуализм — суть достоинство, а не порок. Ибо он не позволял нам, несмотря ни на что, на все эти годы, превращаться в стадо. Внутренний индивидуализм порождает критичное отношение к догмам, непроизвольно отталкивает насаждаемое сверху.

Кто-то из мудрых, кажется Лев Рубинштейн, говорил, что основой любой разновидности фашизма служит ненависть, опорой — покорность, а первым признаком — готовность каждого безоговорочно принимать философию толпы. Это не о нас. Поэтому у нас сложно, но мирно сосуществуют разные церкви. Поэтому на наших улицах не режут инородцев. Поэтому у нас, вопреки перманентному закручиванию гаек и всеохватной коррупции, все равно существовали, пускай и относительные свобода слова, свобода прессы, свобода политической деятельности, свобода выбора. Корявые, уродливые, но — свободы. Потому, что всегда находились те, кто не только чувствовал это потребностью, но и был готов за это бороться. Поэтому нас возможны майданы, а у них — нет. Поэтому у них возможен однопартийный парламент, а у нас — нет. Поэтому у нас, наверное, даже за деньги невозможен потешно-жутковатый театр одушевленных роботов, вроде того, что с легкостью организовал 15 марта в Москве Сергей Кургинян. Поэтому большинство знакомых мне россиян на разгон студенческого Евромайдана отреагировали скучающим "Наш ОМОН, бывает, и пожестче работает...", а нашим общим ответом на избиение романтической детворы была заполненная 30 ноября Михайловская площадь и сотни тысяч на Майдане 1 декабря. Поэтому у нас на каждый десяток поломанных мужиков-моряков, готовых переприсягнуть агрессору, всегда найдется десяток несломленных мальчишек-курсантов, отважно поющих наш гимн на празднике их позора. Как это было 20 февраля в морской академии в Севастополе.

Мы непобедимы не потому, что они нас не понимают. А потому, что не пытаются нас понять, отказывая нам в самом праве быть другими. Это самый главный пробел в сведениях.

Мы и "мы"

Привычка к индивидуализму вовсе не отрицает способности к единению перед лицом общей угрозы. Мы собираемся в стаи, когда предстоит перелет или грозит нападение. Кому-то не нравится слово "стая"? Сочувствую. Летать — не ползать, рычать — не блеять... У нас, когда надо, и вырастают крылья, и прорезаются клыки. Наша общая (пока) беда: тот же индивидуализм слишком быстро превращает нас в обескрыленных и беззубых.

Почему мы разобщены сейчас? Ведь враг у ворот, а мы спорим друг с другом. Спорим о том, что есть честная критика своих — невольное предательство или необходимая мера.

Может, сначала выясним, что такое "свои"?

Лично меня, например, измучили вопросом: "Веришь ли ты в то, что легендарный Ярош и его героический "Правый сектор" — продукты спецоперации Кремля?" Многие мои коллеги, еще недавно открыто им восхищались, после личных встреч с наиболее загадочной личностью Евромайдана отзывались о нем, как о "наиболее трезвомыслящем политике", "воплощении воли и целеустремленности" и даже как об "исключительно светлом человеке". Сегодня эти люди смущенно задают себе и другу одни и те же вопросы:

— Как ему удалось так быстро из никому неизвестного вожака маргинальной, по сути, структуры превратиться в едва ли не самого влиятельного политика на Майдане?

— Не преувеличен ли вклад "Правового сектора" в победу революции, ведь, по неофициальным данным, изначальная численность ПС составляла примерно сто человек, а в пик достигла, в лучшем случае, пятисот бойцов?

— Почему представители власти, например Волков и Олейник, предлагали ввести Яроша в состав делегации на переговоры с Януковичем?

— Правда ли, что во время штурма в ночь с 18-го на 19-е, бойцов ПС не было на баррикадах? И правда ли, что в ходе бойни 20 февраля ни один из подчиненных Яроша не был не только убит, но и ранен? И если так, чем это объяснить?

— Случаен ли повышенный интерес к Ярошу со стороны российских СМИ? Ведь частота упоминаний о нем в медиа РФ в разы превышает аналогичный показатель в отечественной прессе? Его намеренно "надувают" в качестве "страшилки" для восточной Украины и "пугала" для западного мира?

— Что он в действительности делал на Банковой в день гибели "Небесной сотни"? Почему скрыл этот факт? В конце концов, как он не побоялся пойти в логово и о чем-то договариваться в тот момент, когда власть убедительно показала цену любой договоренности? И цену человеческой жизни...

— Наконец, имеет или не имеет ПС отношение к многочисленным фактам разбоя, рэкета и рейдерства на значительной территории Украины, а также к откровенным провокациям в восточных областях? Или многочисленные банды просто прикрываются "святым" именем?

Я не любитель конспирологии, особенно сейчас. Будем реалистами, все равно всего не узнают.

Я могу смоделировать относительно логичный ответ практически на любой поставленный вопрос. В условиях политических обострений сильная, волевая личность способна быстро набирать вес. В условиях уличных боев небольшая группа активных и подготовленных бойцов способна оказаться эффективнее тысяч статистов. Власть, и Янукович, в частности, могли в самом деле считать Яроша человеком, реально влияющим на ситуацию. Особенно на фоне аморфной троицы. У него была репутация человека действия и приверженца силы. С кем, как не с ним должна была договариваться Банковая, только силу и признающая? Как рискнул пойти? Ну, рискнул, такой он человек. Отважный. Почему не рассказал? Не посчитал нужным, его право. То, что в ПС было немного потерь, лишь свидетельствует о хорошей выучке бойцов. А кто именно защищал баррикады, не выяснишь — шевронов не носили. То, что Россия эксплуатирует имидж Яроша, не означает, что она Яроша придумала. Она его боится, и есть за что. Рэкет? Недоказуемо. Время смутное, "Правый сектор" на слуху, вот и прикрываются все, кому не лень. Пора сейчас такая, даже настоящие фашисты называют себя антифашистами.

Понимаю, подобные ответы устроят не всех. Меня тоже. Особенно последний. Потому что связь ПС с фактами уличного террора и "отжима бизнеса" прослеживается все чаще. И не только ПС, кстати.

Для меня, простите за откровенность, не так уж важно, как именно "темная лошадка" стала призовым политическим рысаком. Что именно сыграло свою роль — усилия тайной службы или харизма фигуранта...

Для меня важно, как его сегодняшние деяния отразятся на нашем завтра. Бойцы ПС все чаще становятся действующими лицами наездов, уличных конфликтов, провокаций. И это очевидно вредит стране. Это разрушает сам образ "революции достоинства". Это мешает взять под контроль ситуацию в стране, которая остро нуждается в мобилизации. И не только военной.

Все просто. Не все герои Майдана родом из "Правового сектора". Не все, кто был в "Правом секторе", — герои. Вчерашнее геройство не служит пожизненной индульгенцией.

Еще совсем юным я общался с генералом Федором Зинченко, бывшим комендантом рейхстага в 1945-м. На детский вопрос, что было самым страшным, ответил неожиданно: "Своих расстреливать..." Когда грабежи и мародерство приобрели угрожающий характер, было принято решение: карать по всей строгости.

— Один был — Герой Советского Союза, всю войну прошел, рейхстаг брал. А жизни лишился в том же рейхстаге, в подвале, от своих... Жену пожалели, похоронку отправили — погиб смертью храбрых...

— А разве нельзя было иначе? Разве геройство не перевесило?

— Я — не аптекарь. Пускай Бог взвешивает.

— А вы что в Бога верите?

— Нет, я атеист, коммунист и командир. Живу по совести и по уставу. А совесть и устав грабить и стрелять в мирных не позволяют. Бог, кстати, тоже...

Нет, не позволяет. Ни чужих, ни, тем более, своих. Революцию не делают ангелы. Но устраивающих охоту на ведьм не берут в "Небесную сотню". В рай не пускают не только рабов, но и тех, кто возомнил себя надсмотрщиками. Ну, разве что Бог взвесит...

Вы с этим согласны? Задайтесь этим вопросом те, кто стыдливо закрывает глаза на злодейства "своих". Те, кто пытается обосновать "справедливость" многочисленных захватов предприятий камуфлированными отрядами и снятие с должностей под дулом автоматов. Кто оправдывает рэкетиров только тем, что офис жертвы вымогательства находится в Москве. Кто не замечает улыбающегося активиста Майдана среди тех, кто громил архитектурно-строительную инспекцию. Кто вчера выходил бороться за свободу слова, а сегодня отводит глаза, когда бык в маске, считающий себя героем Майдана, замахивается на хрупкую девочку-журналиста.

Вы хотите критерий разделения на "своих" и "чужих" — наносит ли сказанное, тем более сделанное тем или иным человеком либо сообществом, ОЧЕВИДНЫЙ вред нашей общей и главной ценности — нашей стране. Стране, за которую не стыдно.

Если бойцы ПС мародерствуют вопреки приказам Яроша, он — плохой командир. Если все, кто разбойничают от имени ПС — самозванцы, Ярош — плохой политик, ничего не сделавший для того, чтобы обелить свое честное имя. А его разрекламированная структура — пустой звук. Значит, его влияние, в действительности ничтожно. Но повышенный интерес к нему со стороны крупнокалиберных политиков говорит об обратном. Если громилы и гопники действуют от имени Яроша, тогда им должны интересоваться не журналисты, а компетентные органы.

Почему власть до сих пор не навела порядок на улицах? А, мы ее не критикуем... Ладно, будем просто задавать вопросы. Банда с автоматами пытается ограбить банк, ее извлекают при помощи спецназа, слава Богу, без стрельбы. Злоумышленников везут в участок, чтобы разоружить и отпустить. Почему? Милиция молча созерцает штурм завода. Та же милиция пропускает погромщиков в здания обладминистраций на Востоке, в мэрии в Центре и на Западе. Фактически не препятствует избиению демонстрантов в Харькове и Донецке. Это как? Я не критикую власть, я лишь спрашиваю — есть ли она?

И если нет прямых доказательств неофициальной информации о том, что банды "крышуются" властью, и что "крыши" конкурируют между собой за контроль над этим "рынком", то есть прямое свидетельство ее беспомощности?

Вожди торжественно отчитываются о каждом выпрошенном гранте или кредите? И при этом гробят банковскую систему? Безнаказанность ограблений уже привела к массовому отказу клиентов от банковских ячеек. Возможное введение налога на депозиты, сумма которых превышает 50 (а не 500) тыс. гривен, вымоет со счетов практически все. Трудно верить власти, которая не только не останавливает грабителей, но и, по сути, готова грабить сама.

Злой умысел ли, идиотизм ли — стране от этого легче?

"Свободовцы" на НТКУ — глупость или провокация? Еще один логичный по форме, но бессмысленный по сути, вопрос. Многие мои коллеги задались едким вопросом: а что же бесстрашный Мирошниченко не геройствовал на баррикадах? Отчего же, геройствовал, говорю без иронии. На баррикадах я с ним тоже не сталкивался, (что не исключает возможности его присутствия там), но встречал в месте, где он вполне мог получить если не пулю, то дубинкой по голове — точно. На Шелковичной, 18-го он отбивал раненых пленных. Причем делал это в одиночку (соратники по партии подоспели позже). Толкался с "титушками" и "беркутами", выволок из автобуса водителя-вэвэшника, пытавшегося увезти заложников. Вполне мог получить свое, мандат не спас бы, оппоненты были на взводе, — счет раненых бойцов ВВ и милицейского спецназа уже шел на десятки. Отвага? Без вопросов. Но что этот факт меняет в недавнем происшествии? Я не Бог, чтобы взвешивать. Я лишь могу констатировать, что отвратительная история не только порадовала Кремль. Косвенно обелила руководителя НТКУ, который теперь принимает извинения и сочувствия, а должен был бы отвечать за гнусность и ложь, лившуюся с экрана. И гневный вопрос "Почему он до сих пор не снят?", заместитель главы профильного парламентского комитета обязан задавать, в первую очередь себе, разве нет? А еще выходка депутатов из ВО заставила людей, одинаково болеющих за страну, отвлекаться на споры между собой — правы или не правы. И мы снова собачимся. К радости противника.

А ведь война на дворе. Она принуждает держать в уме реакцию союзников и врагов. Даже если первым мы не сильно верим, а вторых не боимся.

Мы или нас?

Герои, жертвы, предатели? Как оценивать действия военных в Крыму?

Может, стоит оценить действия тех, кто должен был отдавать им приказы? Кто фактически воспрещал им даже действовать в соответствии с буквой устава и духом присяги, требуя ждать новых вводных. Кто только сейчас озаботился (по крайне мере, на словах) судьбой семей военнослужащих, хотя оказавшиеся в заложниках бойцы и командиры требовали решить эту проблемы с первых дней оккупации. Кто не отдавал четких приказов, внятных распоряжений. Да что там — НИ РАЗУ не обратился со словом поддержки верным флагу и присяге. Кто не позаботился о снабжении, о ротации, сделав целую группировку, по сути, беззащитными заложниками. Кто вначале требовал, чтобы военные оставались (ну, как же, "Крым был, есть и будет украинским", — самая популярная нынче фраза), невзирая ни на что. Не продумав способов обеспечения необходимым. А затем заговорил о выводе. Не удосужившись обеспечить коридоры и прикрытие, фактически подарив вооружение, технику и большую часть флота агрессору.

Военные в Крыму чувствовали поддержку людей — части местного населения, прежде всего, крымских татар. fПриезжих — волонтеров, активистов, журналистов, которые привозили им продукты, одежду, аккумуляторы, рации, письма, деньги, пополняли счета мобильных. Рискуя быть похищенными, избитыми, ограбленными, униженными. Но они не чувствовали поддержки государства.

Некоторые из них говорили вслух о готовности умереть. Но им не отдавали приказа атаковать. И не отдавали приказа отступать. Это была странная война, когда врага запрещено называть врагом. Когда враг брал в осаду детские садики с сыновьями и дочерьми украинских военных. И наступал, прикрываясь женщинами и детьми. Когда "чужие" пытались купить, а свои фактически "продали"...

У знакомого военного пытался выяснить судьбу летчиков-героев, угнавших из-под носа с аэродрома в Бельбеке агрессора два самолета и два вертолета. Несколько дней они прожили в гостинице, никем не востребованные. После чего им настоятельно рекомендовали оплатить проживание и питание...

Я не великий стратег, но мне почему-то кажется, что в государстве, которое готовится к войне, вице-премьером силового блока должен быть военный, а не милиционер. Который, как утверждают наши источники, отменил совещание с военными конструкторами, поскольку посчитал предлагавшийся к обсуждению вопрос несвоевременным. А что за вопрос? Да так, закупка имеющихся на складах предприятий нового вооружения для армии в рамках выделенных на нужды обороны средств, в частности, современных средств радиотехнической разведки... Подождет. Зато сейчас военное руководство страны хлопочет об организации шефских концертов для военных в Крыму. Ну, это точно ко времени.

Человек, занимавший самые высокие посты в системе Минобороны, добровольно предложил свои услуги Родине. Говорят, он бесцельно провел пару часов в приемной Главковерха, после чего его "этапировали" в Совбез. Где объяснили, что посадить его пока негде и порекомендовали ехать домой и ждать телефонного звонка. Надеюсь, он его дождался.

Насколько я понимаю, Минфин так и не изыскал средств на дополнительные соцвыплаты военным. Понимаем, экономия. Денег нет, вся страна шлет SMS, бабушки пенсии жертвуют. Столько всего надо купить! Топливо, к примеру! Его закупку не могли осуществить неделю, потому что один недавно назначенный "квотный" зам несколько дней не находил времени завизировать документ. Тендер на поставку почти 37 тыс. пар армейских ботинок не проводился — времени нет. Но услугами поставщика, предлагавшего низкую цену, пренебрегли. Предпочли другого, за которого "попросил" Генштаб. Только на этой сделке государство потеряло почти 1 млн 300 тыс. грн. Война. Экономия.

"Сукин сын, но свой сукин сын" — возможно, приемлемая логика для мирных времен. Но в условиях ползучей агрессии, уже приведшей к человеческим жертвам, "своих сукиных сынов" не бывает. Он либо свой, либо сукин сын...

Я верю, что многие наши бойцы были готовы принести себя в жертву. Но не думаю, что многие из них понимали, во имя чего эта жертва.

Тех, кто сохранил верность присяге, государство обязано обеспечить всем необходимым. Тех, кто устал, поломался, кто большой и равнодушной Родине предпочел малую — дом, семью, оказавшуюся в положении заложников — пускай судит Бог. Если вы готовы назвать их предателями, не забудьте снабдить этим эпитетом и тех, кто их фактически предал.

Пожалуй, только одно. Каждый из переприсягнувших должен быть готов к тому, что однажды ему, возможно, придется стрелять в своих. Которые не бывают бывшими...

Когда я смотрел по телевизору, как тушат объятых пламенем "беркутов", я чувствовал, наверное, немного больше, чем каждый из вас. Как человек, переживший сильные ожоги, я знаю, насколько это больно. Но еще я видел, вживую, "беркутов", избивавших старуху и девочку-журналистку на Европейской 22-го декабря. И я взвешивал, хотя я и не Бог. Война вынуждает нас выбирать между черным и белым. Хочешь остаться в "серой зоне" — окажешься либо жертвой, либо пособником. In Re.

Вряд ли меня услышат перебежчики. Но если бы услышали, я бы спросил, а вы готовы стрелять в "бендер"? Которые приносили вам еду и кричали через забор "Держитесь!" Война — время проклятого выбора.

Меня впервые назвали "бЕндеровцем" более четверти века тому. Комплимента я удостоился от офицера части, в которой тогда проходил службу, — приземистого, румяного, тучного, брюзгливого мужичонки, родом откуда-то из средней полосы России. Наша неприязнь была взаимной. Когда мы вместе заступали в наряд по части, всенепременно случался какой-нибудь "залет". То командирский водила попрется в "самоход" и вляпается в ДТП, то грузины с узбеками шумно "не сойдутся во мнениях по поводу одного места из Блаженного Августина", то какой-нибудь умелец незаметно обчистит каптерку. Майор (назовем его Иванов) считал, что я приношу несчастья, я придерживался аналогичного мнения в отношении него. Во время одного из наших совместных круглосуточных бдений, я (пользуясь тем, что товарищ офицер мирно отошел ко сну) решил злоупотребить служебным положением. И пообщаться с земляком, служившим в другой части, при помощи спецсвязи. Наболтавшись о тяготах и лишениях воинской службы, я попрощался с другом традиционным "Слава Україні!". Нет, я не был ни буржуазным националистом, ни диссидентом. Употребление этого девиза (как и неожиданно обнаружившаяся потребность время от времени общаться с "земелями" на языке малой родины) были для меня способом борьбы с естественной тоской по дому.

Не успела трубка отозваться ответным "Героям Слава!", как Иванов (секунду тому безмятежно похрапывавший) неожиданно резко выпрямился на жестком топчанчике и угрожающе вопросил "Так ты, сука, бендеровец?" Остаток ночи майор уделил "политико-партийной работе", немало удивив меня упоминаниями об Андрее Мельнике и Ярославе Галане. Вопреки опасениям, он не сдал меня ни замполиту, ни особисту. Неделю спустя он снова удивил. За какую-то провинность командир объявил мне внеочередной наряд, после чего, согласно приказу командира, я должен был отправиться под арест. А ко мне приехала мама... Иванов снял меня с наряда и выписал увольнительную, за что потом выгреб от командира.

Недавно по телевизору я увидел российского военного с точно такой же фамилией и невероятно похожего на майора из моей армейской юности. И почему-то вдруг задался вопросом. А вот если бы мы столкнулись с ним на поле боя, смог бы я в него выстрелить? Не друг, и как бы не враг. Неприятный, но человечный. Ответ оказался простым — если на моей земле, то — да.

Сейчас самое время задавать себе больные вопросы, чтобы знать, что делать, когда придет время отвечать.

Время называть войну — войной, агрессора — агрессором, мародеров — мародерами, провокаторов — провокаторами, героев — героями. Время осознавать, что эта власть еще не "чужая", но уже и не "своя". Потому что она убегает от войны и не ведет к миру. А значит, каждый из тех, кто не боится задавать себе вопросы, должен свыкнуться с необходимостью полагаться, в первую очередь, на себя. Твердо зная, что в час беды мы привычно собьемся в стаю. Готовую к отражению и к полету.

Сергей Рахманин, Зеркало недели